«Я хочу сказать, что в этом протоколе о намерениях я не вижу ничего позорного, хотя либеральной общественности это не очень нравится».
Для начала, надо понять, кто это пишет, кому и когда. Это пишет Мотя Ганапольский, о таких, как он сам – либеральных людях с теплой жизнью и незыблемой перспективой всегда жить сытно при любом режиме. Для точно таких же людей. В момент, когда ничто особенно этой устроенности не угрожает. Любого масштаба кризис такие – в социальном отношении – люди спокойно переживут. Как, например, и А. Нечаев, ушедший с улицы, куда он выглянул в кампании, обратно в теплые помещения. Как Шаргатова и другие из группы Максимова. Как многие.
Колеблясь между сытым теплом и совестью, они иногда уступают совести, иногда – привычкам к уюту.
Но уступив привычкам, они начинают слегка смещать акценты, путать факты и фантазировать о мотивах себе подобных, потому что так хочется выглядеть достойно самим, точно таким же.
«Тем, кто сделал «Правое дело», эта партия тоже нужна.
Думаю, что и у них тут соединяется личное и общественное.
Тут важно именно это слово — посуществовать».
Во-во. В глаз. Это и есть ключевое слово. И ключевой мотив. А о соединении личного и общественного – услужливая подсказка услужливой совести.
Соединяется, на самом деле, личное с антиобщественным под маской общественного.
Они не такие дураки, чтобы не понимать, что сдача враждебной власти единственной оппозиционной партии есть событие антиобщественное, потому что всё аморальное и есть антиобщественное.
Большевики посылали депутатов в Думу (то посылали, то отзывали) не по договоренности с царем и не с его разрешения, а по демократической процедуре выборов. Это они использовали тактические средства сотрудничать/не сотрудничать. Здесь же используют их. Разница описана точными словами в анекдоте об измене мужа и измене жены.
А чтобы легче пережить событие, в котором имеют и твою жену, и тебя, мы проводим параллель с большевиками. Поскольку, что бы и как бы ни говорилось о большевиках современными дураками, отнять у них личного героизма и самопожертвования никто не может. Когда можно было, они шли в Думу, но когда надо было до и после этого – на каторгу, и всегда – под расстрел. Разница между всё жиреющим министром энергонаноетики Чубайсом и умершим от голода и болезней министром продовольствия Цурюпой – в жизнь.
«В общем, я бы оставил в стороне оценку выбора новопартийцев».
Во-во. Для того и статья: переведемте стрелку на другую тему, а именно – на вас самих, дорогие читатели. Классический прием в психоаналитике и теории массового манипулирования: да ладно с моими проблемами, а вот в чем ваши?
Сначала сольем всех в один тазик недееспособных болтунов:
«Поскольку либеральная интеллигенция в России, как и все, – советская, то она видит только два пути своего существования: либо протесты с маханиями флагов, либо «сидение на кухне» и презрение ко всему».
Затем немножко ее оправдаем-подбодрим (раскачка двумя следователями, злым-добрым):
«Осуждать интеллигенцию за это трудно».
И, наконец, разбудим ее старые комплексы, процитировав классика (я ведь что? Я ведь тоже советский, как и все вы. Я тоже читал этих классиков, я такой же, как вы, поэтому, говоря о вас плохо, я ведь о себе говорю, а о себе можно:
«интеллигенция – это говно».
Поэтому, когда
«вместо привычного плевка Кремль приоткрывает двери. И неважно, почему приоткрывает. Главное, что можно зайти».
Неважно, чья жена – моя, твоя, его… Главное, что жена. Неважно, насколько приоткрыта дверь в Боровицкие ворота. Главное, что можно проскользнуть.
Что ж, в этом месте с Ганапольским вполне можно согласиться: он и советский интеллигент, конечно, и полное говно, без всякого сомнения.
И для Гозмана это не ново: разбираясь с московской организацией СПС (предпродажная подготовка) и параллельно (!) ведя переговоры с хозяином о создании новой партии, он вещал: «Да, если придется на брюхе вползти в Думу, я готов ползти на брюхе» (за достоверность ручаюсь, свидетелей – два десятка, и не менее трех из них поползли вместе с Гозманом сейчас). Первая часть дистанции «ползком» уже позади.
«А что если сделать над собой усилие? Если вдруг предположить невероятное...»
Что Гоз-компания умнее и хитрее профессиональных спецслужбистов, обучавшихся именно таким играм, и обыграет профессиональную бюрократию на ее же собственном поле.
«Я понимаю, как нелепа эта мысль».
И мы понимаем. Что когда фантазии становятся безграничными, пора в Бильжо. Пу.
Интеллигенция, для сведения ЭТОЙ ее части, совсем не то, что так уютно думать Матвею, почитывая и воспроизводя по случаю сказанное в сердцах о среде своих соратников русским интеллигентом Ульяновым. Это то, что напомнил час назад герой М. Глузского в фильме «Монолог».
Именно интеллигенция всегда возглавляла ОБЕ стороны через барьер или баррикаду. Но часть ее всегда служила власти, а другая часть – народу, и это больша-а-ая разница. Поэтому, и Ганапольский, и все мы обязательно прочитаем рано или поздно слова Матвея в действии
«МОСКВА\КРЕМЛЬ\ПРАВОЕ ДЕЛО\ПИНОК ПОД ЗАД»,
Но, может быть, еще раньше, хотя, может быть, и позже мы, конечно, насладимся другим: «ВЫЛЕТИТЕ ВСЕ ВОН. КАК ПУХ!», потому что и это – чисто российский заголовок.
В. Рысин
| 
